Светослов - Страсти по Фаусту. Роман
Закончив свой умопомрачительный монолог, Стас с удовлетворением откинулся на стуле.
Когда общий хохот поутих, актриса Нора резюмировала:
– Это просто эпический шедевр…
– Да, Стас, тебя нынче сдвинуло конкретно, – добавила Люся.
– Конкретный сдвиг всегда на пользу, – произнёс вдохновлённый Стас.
– М-да, если сдвиги с утра, то значит работать пора, – поэтически произнёс Веня.
И Стас тут же воскликнул с весёлой иронией:
– Ну и где наш великий и ужасный?!
И тут появился режиссёр театра импровизаций Лукоморьев:
– Я здесь!
Все замерли. Режиссёр бодро поднялся на сцену и выложил на столик подготовленную рукопись. Все оживились.
Лукоморьев, потирая руки, тут же заинтриговал актёров:
– Ну что, монстры богемы, у меня для вас – новость… Сейчас мы освежим нашу глубинную драму всепроникающими импровизациями… А затем займёмся внедрением светлых идей в задворки сознания. А дальше – гастрольный экспромт. Народу нужна радость!
И он загадочно улыбнулся.
– Неужели гастроли? – вопросил Стас.
– Несомненно, – ответил Лукоморьев.
– А куда? – поинтересовалась актриса по имени Аня.
И все направили взгляды на режиссёра…
– Пока секрет, – загадочно произнёс Лукоморьев. – Не всё сразу.
Он взял рукопись, отделил от неё нужную часть и продолжил, глядя на актёров:
– А сейчас – вот, нате-ка текст. Это нужно срочно проштудировать и попробовать поставить, – разумеется, пока черновой вариант, но… главное, чтоб основная линия в головах осела…
Лукоморьев посмотрел на Сашу с Люсей и продолжил:
– Саша, Люся, – здесь главные роли, это вы должны сделать.
И он вдохновенно вручил им часть текста своей нетленки.
Актёры Саша и Люся оживлённо принялись просматривать отпечатанный текст…
Режиссёр обратился к остальным актёрам, держа в руках другую солидную часть рукописи:
– Так; Стас, Веня, Костя, Паша, Нора, Аня… Вот здесь – импровизации… но – с учётом вашей виртуозной фантазии. Это – вкратце.
И он вручил рукопись Стасу, после чего Стас принялся читать рукопись, целенаправленно пуская листы по кругу.
Актёры оживились, сгруппировались и начали просматривать рукопись новой неадекватно интригующей пьесы, передавая друг другу листы с отпечатанным текстом…
– Это всё желательно продублировать, а то сразу всем читать сложно, – сетовала актриса Нора.
– Сейчас на ксерокс пустим, – успокоил Лукоморьев. – Вы пока суть уловите, а дальше – дополним.
Стас оторвался от чтения и задумчиво произнёс:
– Да, импровизация требует особой чуткости…
– И не только чуткости; отваги она требует! – дополнила Нора.
Актриса Люся, оторвавшись от текста, вдруг задумалась. Она вымолвила:
– Странная вещь происходит в нашей драматургии… Почему-то все герои – Офелия, Гамлет, Ромео, Джульетта, Тартюф, Дон Жуан, Фауст, Маргарита, – все они – из другой страны…
Лукоморьев с улыбкой пояснил:
– Понимаешь, Люсенька, для того, чтобы жить в России, нужно иметь огромную силу воли…
Стас понимающе кивнул, – мол, попал в точку…
6. Мистерия небожителей
А в это время в дивном пустынном саду, озарённом весенними солнечными лучами, стояли под разлапистым деревом двое: Фауст и Маргарита. Одеты они были празднично, – на Фаусте был костюм, длинные волосы были изящно убраны в косу; Маргарита же была в светлом шикарном платье. Они были слегка взволнованы и в то же время сосредоточены на чём-то своём, внутреннем, что выражалось в их взглядах и загадочных улыбках… Полностью придя в состояние равновесия, они начали свой поэтический диалог.
Маргарита, прислушиваясь к чуму-то, вымолвила:
– Мой милый Фауст, как здесь тихо…
– Да, Маргарита, воздух дик,
Но надвигается шумиха, —
я чую драму впереди…
Фауст осмотрелся. Маргарита продолжила:
– Но, если драма неизбежна, —
пускай наполнится душа
живой мечтой, что неутешно
хранит любовь, судьбу верша,
И Фауст подхватил:
– Судьба – в себе, на то и драма,
её вершить – вот пирров лад;
душа раскроется, как рана,
постигнув Истину и Сад…
Маргарита вновь прислушалась к чему-то и молвила:
– Но дышит мир несовершенством,
и пробужденье – ключ к сердцам!
Во мне опять горит блаженство,
и плачет осень по садам…
А грозы те, что плоть знобили,
легко ль во благо обернуть?
Любой каприз подвластен силе,
и боль земная вяжет путь…
И Фауст продолжил:
– Как нагота меняет чувства,
так созреваньем дышит плод;
без превращений было б пусто,
и жив прозрением исход.
Маргарита вновь встревожилась:
– О, как опасны и невинны
пути любви!.. Но что слова!
Мы обращаемся в руины,
когда беспечна голова.
И Фауст философски констатировал:
– Борьба не стоит сожалений,
из пепла Феникс воспарит;
любой душе дарован гений,
вопрос – когда он в ней раскрыт…
Маргариту это вдохновило; она произнесла:
– О, как ты прав, мой Фауст милый;
мы все – Единым сочтены.
И Фауст вымолвил:
– В любом горит свобода силы
и напряжение струны…
Маргарита вновь вдохновилась:
– Так пусть звенит она любовью,
заблудшим свой даруя зов!
Фауст неопровержимо уточнил:
– Пусть всё придет само собою, —
в игре свободы нет оков…
Он осмотрелся и продолжил:
– Но всякий шанс таит смятенье,
и нет спасенья во хмелю;
мы разделяем пир не с теми,
а мир – и сладостен, и лют…
Тут Маргарита лирически «включила адвоката»:
– Благие думы обнажая,
не стоит время торопить;
душа бессмертно молодая
должна свой голос укрепить.
Никто не плачет о покое,
и суета слышна везде;
так седоков швыряют кони
и вновь тоскуют по узде…
Фауст усмехнулся и философски высказал:
– Не зная тайн преображенья,
куют апломб лишь дураки;
удача требует смиренья,
и здесь бессильны кулаки.
Кто выживает в этой бойне?
Кого почувствовать нельзя.
Как забулдыга с перепою,
молчит святой, хандру гася.
Маргарита опять встревожилась:
– Но что влечёт в чужие дали
чудных бродяг? Азарт ли? Стресс?..
Им суета мила едва ли,
как прихожанам – блажь повес.
Вымолвив это, Маргарита взглянула на Фауста.
Фауст улыбнулся и зафиналил:
– Душе нужна одна лишь тайна;
и суть дороги – в ней самой.
Так и стихия не случайна, —
пока есть буря – есть герой…
С этими словами они растворились в туманном пространстве загадочного сада…
7. Ничего не желают лишь мёртвые
Тем временем Лёва Башковитов, будучи с бодуна и не при делах, но, уже выручив деньгу за презентованный «Капитал», получивший покой на полке одного из старинных книжных магазинов столицы, мобилизовав всю свою силу воли, уже выходил из этого самого магазина с надписью «Букинист». Он что-то бубнил себе под нос (очевидно для поднятия духа) и направлялся не иначе как в винный магазин…
А между тем спецкор Илья Лютнев в этот момент как раз уже подходил к парадному входу небольшого патриархального здания. Подойдя к солидной двери с помпезной вывеской: «Издательство Секретный вестник», Илья открыл дверь и исчез в глубине холла… Пройдя по коридору, он остановился напротив двери с табличкой Комм. Дир. А. П. Варшавский. Илья набрал воздуху и зашёл в кабинет…
В этом кабинете за столом вальяжно сидел солидный человек щедрых манер в затуманенных очках, одетый как денди; он курил длинную тонкую сигарету и попутно попивал кофеёк, непринуждённо слушая Джо Дасена…
– Привет, Петрович! – с ходу приветствовал Лютнев комдира Варшавского, мгновенно прервав его идиллию.
– А, Лютнев… Добро пожаловать, – лениво ответил Варшавский.
Он убавил громкость на музыкальном центре и поднял томный взгляд на Лютнева, который быстро прошёл к столу и остановился напротив коммерческого директора.
Илья возбуждённо продолжил:
– Петрович, выписывай командировочные, – еду за спецрепортажем!
– Куда? – невозмутимо спросил Петрович.
– На юга, – туманно ответил Лютнев.
– Что значит – «на юга»? Здесь нужна конкретность. Это ж не частная лавочка, а секретный, понимаешь, вестник… И вообще, расслабься и определись, – вальяжно изложил Петрович.
Он глотнул кофе и смачно затянулся сигаретой.
– Да я там определюсь. Понимаешь? Там, – многозначительно произнёс Лютнев. – У нас направлений – как собак нерезаных; и кругом – сенсации. Не могу же я заранее всё просчитать, – где и кто мне услуги окажет. Этак и дел никаких не выйдет. Я же – спецкор! Чуешь?
